Нас всегда было двое, а теперь дохyя и конь-оборотень.
- Мне не идёт в голову пост.
- Куда?
- В голову.
- Нет, в какое место?
- В какое место головы?
- Куда?
- В голову.
- Нет, в какое место?
- В какое место головы?
Даниель Харпер Лунд / Daniel Harper Lund
2. Возраст:
28 лет
3. Ваша профессия/занятость:
Хирург в центральной городской больнице
4. Биография:
Итак, родился-вырос-приехал не прокатит)
А жаль, потому как именно что родился и вырос, и вроде даже и похвастаться-то особо больше нечем.
Родился в том самом альтернативно-швейцарском городе, при рождении был наречен Даниель Харпер Лунд. Даниель - потому что мамино любимое имя Даниель, Харпер - потому что мама считает "Убить пересмешника" величайшей книгой в истории человечества, ну а Лунд - потому что двадцать восемь лет назад Совет Кантонов еще даже не помышлял о реформе Гражданского Кодекса, дающей супругам право на свободный выбор, чью фамилию будут носить их дети. И тут уж даже Мартина Метцлер-Лунд оказалась бессильна.
С самого рождения единственного сына и наследника, отец Даниеля уперся рогом, что раз сам он, Петер Александр Лунд, а до него его отец и дед, и все дядья и братья – короче, все Лунды, упоминания о которых удалось разыскать и заботливо сохранить для потомков - были успешными юристами, то и Даниель в свое время продолжит семейное дело. Вот только мама Даниеля точно знала, что ее мальчик будет врачом. Сам же Даниель не хотел быть ни доктором, ни адвокатом, но очень быстро сориентировался, как правильно отвечать на вопрос: "Кем ты хочешь стать, когда вырастешь, солнышко?" - в зависимости от того, кто спрашивал.
Родители Даниеля, хоть и имели более чем четкие представления о его блестящей будущности, тем не менее, больше интересовались собственной карьерой, чем воспитанием сына: отец только что занял место старшего партнера практически семейной фирмы "Лунд, Шнайдер и Оксенбейн", мать упорно шла к тому, чтобы стать самым молодым зав отделением в истории местной больницы. Впрочем, Даниель рос совершенно беспроблемным ребенком, слушался маму, слушался папу, отлично учился, никогда не дерзил взрослым и ладил со сверстниками. Его не стыдно было демонстрировать друзьям и коллегам, тем более что он был еще и очень правильно по-детски красив: светлые кудряшки и солнечная улыбка – короче, мальчишка был на редкость очарователен. Лет в тринадцать, как водится, грянул подростковый возраст, и хоть очарования в Даниеле не убавилось, зато прибавилось упрямства и скрытности. К тому времени родители Даниеля окончательно теряют контакт друг с другом и принимают решение разойтись, и в результате изматывающего и более чем некрасивого бракоразводного процесса Даниель остается с матерью. Примерно в то же время у него начинаются регулярные приступы мигрени невыясненной этиологии, относительно успешно купирующиеся лишь сильнодействующими обезболивающими. Тем не менее, Даниель по-прежнему отлично учится, особенно хорошо ему даются языки и естественные науки. Родители изначально выбрали для него программу IB, не иначе как с прицелом не меньше чем на Гарвард, и по окончании школы Даниель без проблем поступает на медицинский факультет Женевского Университета. Выпускается он четвертым на своем курсе и сразу же получает место в хирургической ординатуре HUG. Неожиданно для всех, кроме матери Даниеля (а больше всех – для себя самого), он действительно оказывается талантливым хирургом. Но еще более неожиданно для всех, и особенно – для Мартины Метцлер (после развода мать Даниеля вернула девичью фамилию), блестяще окончивший ординатуру Даниель не остается в Женеве, где ему предлагают постоянное место, а возвращается домой и устраивается на работу в центральную городскую больницу. В которой, к слову, его мама – воистину железная женщина! – вот уже шесть лет как возглавляет отделение общей хирургии.
5. Характер:
Даниель давно понял: то, о чем он на самом деле думает, никому не интересно. А вот если говорить людям то, что они хотят услышать, жить становится много проще. А Даниель не любит лишних сложностей, по крайней мере, в общении. Вот сложные случаи он любит, но работа – это работа. Зато по жизни он на голубом глазу выдает Линде, старшей сестре в неотложке, что новая стрижка ей удивительно к лицу, и улыбается при этом так, что та верит Даниелю, а не зеркалу. "Все, ма, пока, целую, вечером заеду", - заканчивает он телефонный разговор, хотя прекрасно знает, что через пару часов снова позвонит: сказать, что везут ДТП, или вызывают в ожоговое, и - "ма, прости, нужно бежать, завтра увидимся". И мать ведь поверит. Поверит, что он действительно собирался приехать, ну найти повод задержаться при их работе проблем не составляет. Так что для большинства окружающих его людей Даниель – открытый, улыбчивый парень, что называется, располагающий. При том нельзя сказать, что он так уж много с кем общается: там перекинулся шуткой, тут отпустил комплимент – вот и все общение. Так проще. Проще изображать, как у тебя все охрененно зашибически, когда на самом деле хочется, чтоб все на х#й от#*&лись. Депрессия – такая штука, а Даниеля как назло чаще всего накрывает именно в моменты, когда все и в самом деле – охрененно зашибически, и ему только и остается, что сказать себе: "Да ты везунчик, парень!"
На деле Даниель упрям, скрытен, довольно циничен. Без зазрения совести соврет любому, но искренне презирает самообман. В целом неглуп. Любопытен. Талантливый хирург, по-настоящему увлеченный, и при этом абсолютно, напрочь лишенный даже зачатков честолюбия. Работать с матерью для него – хитрый, чуть ли не политический ход: ну не может же он подсиживать родную мать, ведь правда?
В глубине души отдает себе отчет в том, что боится каких-бы то ни было привязанностей. Просто потому, что любая привязанность подразумевает возможность, если можно так сказать, одностороннего прекращения привязанности, и не со стороны Даниеля.
6. Внешность:
"Маленькая собачка до старости щенок" – это про Даниеля. Хотя не такой уж он и маленький, вполне себе среднего роста - метр семьдесят девять, но вот есть в нем что-то такое неистребимо мальчишеское. То ли улыбка – светлая, такая, что руку дашь на отсечение: у парня душа нараспашку, открытая такая улыбка, иногда немного застенчивая, иногда шкодливая – смотря кого Даниелю нужно очаровать, то ли встрепанные светлые волосы, слегка вьющиеся… Подбородок с ямочкой и на щеках ямочки: короче, общая картина ясна. Телосложение худощавое, в одежде парень кажется даже субтильным, движения легкие. Даниель вообще легок на подъем, так же, как и скор на улыбки. Улыбается вообще с разбега, и сразу словно светлеет лицом, улыбка – безотказное оружие Даниеля Лунда в общении с окружающим миром.
Стиль в одежде проще всего описать как полуспортивный: пиджаки комбинирует с футболками со смешными принтами и джинсами, носит рубашки, но галстуки – только в совершенно безвыходных ситуациях: "Лучше сразу удавиться!" В целом к тряпью неравнодушен, и особенно – к обуви, больше всего воспылал отчего-то к top-sider’овским мокасинам.
7. Сверх-способности:
Управление вероятностями. Способность определять, по какому из вероятностных сценариев будут развиваться события в будущем. Шансы на успешное применение способности тем выше, чем выше вероятность именно желаемого развития событий без вмешательства обладателя способности. Разумеется, ничто не берется ниоткуда и не исчезает в никуда, поэтому за применением способности следует откат: общая слабость, головная боль, мигрени, подавленное состояние вплоть до депрессии – в зависимости от того, насколько сильно было осуществленное воздействие.
В случае Даниеля способность действительно скрытая, по крайней мере, сам он просто считает себя довольно везучим парнем. В действительности же, происходящее непроизвольно включение способности (опять же, для самого Даниеля ни о каком "включении способности" и речи не идет, он просто очень-очень-очень сильно чего-то хочет) приводит к тому, что в том или ином виде желаемое он получает (и в той или иной степени). Вследствие того, что способность не осознана, она, во-первых, развита слабо, а во-вторых, проявляется спонтанно.
8. Ориентация и сексуальные пристрастия:
Гомосексуален, но позиционирует себя как би: зачастую с женщинами так проще общаться – когда они уверены, что представляют определенный интерес.
9. Отношение персонажа к пропажам людей:
Ну, пропадают. Пропадали и будут пропадать - наверное, в полиции можно даже статистику какую-нибудь получить. И дальше что?
10. Связи с другими персонажами:
Эрик Уоллес
11. Дополнительная информация:
Да нет, наверное. Ну, изредка курит, почти не пьет, имеет водительские права, но водит редко: снимает квартиру рядом с больницей, да и вообще предпочитает такси; по утрам бегает в городском парке, кофе пьет исключительно с молоком, фанатеет от Appl’овских гаджетов; в детстве играл в хоккей и обожал свою морскую свинку Карла Густава… Обычный парень, плюнь – попадешь.
12. Ключ:
Прочитал правила, с ними согласен
Даниелю тринадцать. Поганый возраст, чего уж там: подростковый бунт, все дела. Но одно дело - типа умные книжки психологические почитать или вон подслушать, о чем учителки треплются, и совсем другое - когда все на собственной шкуре. Когда весь мир ненавидишь, и себя ненавидишь, и все достало, и хочется на всех наорать и гордо уйти, хлопнув дверью, и чтоб вот тогда они все пожалели. Интересно, ПМС у девчонок – что, примерно то же самое?
- Закройся, сучка! - орет за стеной отец, и Даниель увеличивает громкость телевизора. - Чем ты опять недовольна? Вечный ПМС, за***ла!
На экране пергидрольная блондинка с какой-то голодной улыбкой демонстрирует "самый лучший тренажер для похудания, вам не придется больше отказываться от любимых блюд", и Даниель против воли вслушивается в привычные уже звуки родительской ссоры. Как же они его за***ли, оба! К боли в сломанной на тренировке руке добавляется тупая, мутная головная боль: надо бы встать и поискать что-нибудь пожрать - смешно, но иногда пожрать реально помогает, если тупо "зажрать" приступ в самом начале - но у Даниеля какой-то паралич воли. Плевать на все, лишь бы заткнулись уже, так или иначе. Развелись бы, в конце концов. Думать о родительском разводе - противно до тошноты, и Даниель еще прибавляет громкости пергидрольной блондинке. Нет, он - не сопливая девчонка, он не рыдает по ночам в подушку и не просит доброго Боженьку, чтобы мамочка с папочкой помирились и они зажили счастливой дружной семьей, он просто не хочет, чтобы они заставляли его выбирать: "Ну-ка, скажи мне, чей ты мальчик, мое солнышко? Кого ты больше любишь, мамочку или папочку?" Голова болит все сильнее, и Даниель доводит звук до максимума: мне плохо, так пусть будет еще хуже. Еще какое-то время он лежит, думая о том, как было бы прекрасно, если бы его наконец-то оставили в покое, все: родители, друзья, перед которыми нужно вести себя так, словно ему вообще все по барабану, Криста Горман, изводящий Даниеля – карлика и задрота – при каждом удобном случае. Именно Кристе, впечатавшему его в бортик всей своей жирдяйской тушей, Даниель и обязан переломом головки лучевой кости, теперь о тренировках можно забыть на месяц минимум… Так он и засыпает, несмотря на орущий телек, орущих родителей и подступающую мигрень.
Наутро он не может встать. Разумеется, предки тут же начинают орать друг на друга уже из-за него: ребенка нельзя оставлять одного в таком состоянии, но никто из них не может остаться и хотя бы дождаться фрау Мейер с третьего этажа. Даниелю все равно.
Когда два дня спустя Даниель появляется в школе, он узнает, что отец Кристы Гормана получил повышение, и Криста с семьей переезжает в Берн.
Еще пару недель спустя мать заглядывает к Даниелю. Они с отцом хотят поговорить с ним. По их лицам Даниель понимает, о чем. Что сейчас ему скажут все, что положено говорить в таких случаях детям: что он не в чем не виноват, что они оба по-прежнему его любят, просто маме и папе лучше какое-то время не жить вместе… Бла-бла-бла. К горлу подкатывает тошнота: он понимает, что его все-таки заставят выбирать. Боль ввинчивается в правый висок, сквозь зрительный нерв уходит в верхнюю челюсть, Даниель стискивает зубы: не дождетесь. И тут внезапно пискляво заходится пейджер в кармане у матери – ее вызывают. Кажется, пока пронесло.
- ...Э... присаживайтесь? - неуверенно предложил юноша в спортивной куртке, привставая с пластикового кресла в приёмной.
Тоби скептически покосился на посадочное место, смахивающее на детский совок.
- Спасибо сердечное, постою.
Было понятно, что напрягло юношу: здоровый, как обелиск, чутка перемазанный землёй, чутка суровый на рожу Тоби Трасмиера, в порядке собственных представлений о комфорте, торчал посреди дороги... посреди дороги всем, кто имел надобность пройти в ту или иную сторону мимо регистратуры. Скромная грядка кресел была сплошь занята дамами всех возрастов. Несмотря на сравнительно ранний час, когда праздные ещё не при делах, а деловые уже на работе, народу в больнице хватало, людские потоки разной густоты огибали Тоби, а он только переступал в тех случаях, когда ему уж точно собирались оттоптать ногу. Его верность выбранной позиции вызывала ропот проходящих, всё больше сдержанный - рыпаться на Тоби как-то не решались. Даже проходить от него слишком близко не решались, но тут уж виновата была, скорее всего, грязь на ушатанных кожаных кедах, надетых на босу ногу, и на линялой рубахе, за рукава повязанной у Тоби на чреслах. Майки на нём не было. Тоби держал руки скрещенными на груди и делал вид, что выглядит ничуть не хуже потомственного графа на светском рауте. Он выжидал, чтоб дотрепалась с какой-то юной мамашей сестричка из-за стойки. В засаде Тоби был терпелив, как могиканин. В нападении - стремителен, как орёл.
- Уважаемая! - подступился он к фройляйн, едва та распрощалась с мамашей. Сестрицу аж встряхнуло. Мамаша подхватилась, защитительно прижав к груди слинг с младенцем, и ушмыгнула.
- Чем могу помочь? - спросила сестрица таким тоном, каким надо говорить "Бе, образина".
- Мне нужно врача, - Тоби пощёлкал пальцами, облокачиваясь на стойку, - как тут у вас по-правильному называется мясная швея? - От того, чтоб Тоби своей мордой сунулся прямо сестрице в лицо, она спаслась только потому, что нагибаться настолько сильно пациент избегал. - Такое дело, я ляжку распорол о рабочую лопату. Столбняк-то, допустим, если есть, то уже труба, но я ж хочу в покое дожить свои часы - а мне больно.
На хорошеньком лбу фройляйн отразилось недоверие, она даже как-то скрытно покосилась через стойку на ноги Тоби - нет, кровища у него в обуви не хлюпала.
- Столбняк, ну да... - она улыбнулась, мол ты разыгрываешь, я купилась, дальше что?
- Могу показать, - улыбнулся в ответ Тоби.
Сестрица подняла брови, и тут у неё запиликал телефон. Одной рукой она ухватилась за трубку, другой помаячила Тоби - ждите. Или валите восвояси? Тоби правда было больно, он решил подождать.
*****
День Идиота, однозначно.
Писал бы мемуары, так бы и осталось на века: третье июля две тысячи восьмого - однозначно День Идиота.
Утро, еще только утро, но Даниель успел уже практически в боевых условиях наложить швы паре пенсионеров, не сошедшихся в вопросе выбора телеканала, зашить кишки наглотавшемуся колес задроту, взглючившему, что у него в животе - змея, и нужно ее вытащить, залепить розовым пластырем с Хэлло Китти ссадину на лбу шлепнувшейся с качелей пятилетки... Серьезность выбора между пластырем с Хэлло Китти и пластырем с неизвестным Даниелю, но не менее дебильно-розовым существом рождает смутное осознание, что чего-то он в жизни не понимает. Даниель улыбается вслед очередному пациенту - правильно, мужик! Ты же у нас - настоящий мужик! Настоящие мужики с разбитым коленом к доктору не бегут, настоящие мужики дожидаются запущенного бурсита - и думает, что то ли сегодня и впрямь - День Идиота, то ли просто среда. Он думает о кофе, самом большом стакане латте, который только можно купить в Макдоналдсе. С карамельным сиропом и парочкой маффинов. И куда, к дьяволу, подевался Блонди? Вызвонить, что ли, чтоб сгонял?..
- Даниель, ку-ку! О чем замечтался?
- Черт, Жан, разумеется, о тебе, - он улыбается, так, что не остается сомнений: тут просто дружеский флирт, ничего больше, просто шутка - но в каждой шутке есть доля шутки. - Ты меня подловила. Ну, чем порадуешь?
Жанин - темноволосая и темноглазая, фигуристая, про таких еще говорят - роскошная - смеется, откидывая волосы:
- Два слова, Дани, два слова: высокий блондин.
Даниель смеется с ней вместе, картинно закатывает глаза:
- Нет, Жан, не те два слова! Ну же, сделай меня счастливым.
- Ладно, маньяк. Возможный столбняк тебя удовлетворит?
Даниель вскидывает брови, и Жанин смиренно вздыхает.
- Высокий блондин подозревает, что у него столбняк, - поясняет она.
День Идиота.
- Во как! Ну зови.
Накрылся кофе, похоже.
*****
- Ээ ненененене! - Тоби, у которого при случае был острый слух и молниеносная реакция, элегантно ввесился по пояс в приоткрытую дверь. - Я подозреваю, что добрался сюда мясом наружу! А про столбняк подозревайте сами! - Оглядев кабинет, Тоби заценил содержимое и радостно разулыбался.
За бойкой красоткой он увязался, как только понял, что та направляется в сторону функционального лечителя. Разумеется, приличней было бы дождаться её если не у регистратуры, где сестрица из-за стойки передала ей поручение, то хоть в коридоре за дверью, но на приличия у Тоби уж никаких сил не было - от каждого мелкого движения, даже если это и не шаг был, а так, топтание или перенос тяжести с ноги на ногу, рассечённый задник ляжки будто рвался ещё немного глубже. Только обычная широта походки, решимость и надежда на скорое избавление - вместе взятые, поотдельности ничему из этого было не справиться! - помогли ему не отстать от резвой девицы.
- Клёвые тапки, эскулапий! - заявил Тоби, втаскивая через порог остального себя.
"Что мясом наружу - было очевидно," - читалось на лице у девицы. Тоби не был спецом в чтении лиц и ничего такого не прочёл. Зато отлично слышал через дверь, кто тут "Жан", кто "Дани", и вообще что почём. "Жан" выглядела как одна из породистых душительниц бёдрами, "Дани"... как любитель удушения бёдрами не выглядел, но кто их знает, этих коллег?
- Можете крутить шашни при мне, я не ханжа, - Тоби шатко-валко встал посреди белого врачебного закутка, выставил вперёд наскоро отмытые от земли ладони, - но в коридоре побыть я не могу. Сделай что-нибудь, эскулапий, а то я расплачусь и буду врать, что это от жалости к моим штанам! - он задёргал узел из рукавов рубашки, сбросил её на пол (хотя она была разительно грязнее пола - что поделать, любой другой предмет из здешних вообще скис бы и заржавел волшебным образом от прикосновения этой рубахи) и развернулся - в полтора шага, жестоко хромая - тылом к "Дани".
Из джинсов уцелела половина - ну или две трети. Левая штанина оказалась распорота по середину заднего кармана, рваные края денима заскорузло и буро высохли. Между ними виднелась грязная, в земле и искрасна-чёрных корках, траншея в живой шкуре - начинаясь около колена почти на внешней стороне бедра, она косо шла вверх и заныривала куда-то в пах. Крови было на удивление немного, что на джинсах, что на обратке скинутой рубахи.
- Чудом яйца уберёг, - пожаловался Тоби. - Кровь остановил с помощью чёртовой бабушки и шаманизма, но больно, ёпта...
*****
Радостно лыбящаяся физиономия очередного пациента всовывается в дверь, парень бормочет что-то про подозрения, и вот теперь Даниель не то, что подозревает, он стопроцентно уверен: День Идиота, точняк.
А парень-то и впрямь - высокий. Блондин, что характерно. Даниель бросает взгляд на его ноги: заценить цвет ботинок, памятуя о нежно любимом матерью фильме Ришара, но обувь парня грязна настолько, что миссия практически невыполнима. Парень между тем с места в карьер отвешивает комплимент его собственным "тапкам", и Даниель невольно начинает расплываться улыбкой: идиоты бывают такие ми-илые. Даниель практически чувствует, как отпускает копившееся все утро раздражение, он уже готов смириться с происходящим, и даже на "эскулапия" не тянет вызвериться. Блондина же, похоже, несет, и Даниель не выдерживает, фыркает в ответ на несомненно щедрое предложение продолжать клеить Жан:
- Да ладно, парень, не скромничай, присоединяйся сразу третьим, просто поглядеть - это ж просто несерьезно!
Жанин фыркает где-то над ухом:
- Дани, фу, как не стыдно! Даже не спросишь, как мальчика зовут?
- Сама спросишь, когда оформлять будешь. Ладно, парень, что там у тебя?
Даниель понимает, что ведет себя, если уж на то пошло, непрофессионально. Но он отчего-то уверен: парень не побежит жаловаться. Уж очень высокохудожесвенно тот стонет, чтоб не выперли из кабинета - прям Братец Кролик, умоляющий Братца Лиса не бросать его в терновый куст.
Но тут "Братец Кролик" наконец показывает, что там у него, и Даниель враз забывает про подколки.
- Жан, ножницы, раствор диоксидина ноль-пять, тампоны. Парень, давай-ка, на живот на кушетку, и рассказывай, как тебя угораздило. А плакать не надо, плакать - лишнее, сам же говоришь, яйца целы.
Даниель помогает парню водрузиться на кушетку, Жанин тут же выныривает из-под руки, споро разрезает штанину. Рваная резаная рана сильно загрязнена землей, но кровотечения нет, и Даниеля внезапно накрывает нехорошее предчувствие. Мало мне Блонди, теперь что, Барби до кучи?..
- Жан, звони во вторую операционную, и мальчиков сюда. Парень, аллергии на лекарства есть?
*****
Даже голос у обаяшки "Дани" изменился так, что ни лома поперёк не положишь, Тоби растерялся, точно перед ним вместо какой-нибудь мягкой твари вроде котика оказалась живая змея, и не кушетку полез вовсе не от того, что отличался исполнительностью (вообще) или сообразительностью (в данный момент) - просто заботливые, помогающие, направляющие жесты у лечителя оказались ничуть не мягче голоса, а руки слишком крепкие для такой дюймовочки.
- На меня яма сзаду напрыгнула, - виновато пояснил Тоби, неуютно ёрзая животом по кушетке, будто постелена там была наждачная шкурка, - с лопатой.
Сам-то он видел, что с ногой, только в отражении, на пыльном боку своей машины. И, до кучи, понятия не имел, есть ли у него аллергия на что-нибудь. "Аллергия" - это было из области абстракций, что-то присущее тонким натурам, сложным, которых от Трасмиера по жизни уводил то ли инстинкт, то ли провидение, так что он и представлял-то очень плохо, каким надо быть, чтоб у тебя завелась аллергия, или мигрень, или порфирия... "Или ещё какая болячка с названием, как у медузы или кактуса." Тоби стало совсем стыдно, что он не может предоставить лечителю подобных сведений.
- До сих пор не бывало... - скромно буркнул он себе в плечо. "Жан" раскраивала на нём остатки джинсов.
А ему внезапно захотелось быть если не в галстуке, то хоть в рубашке. Чистой. Мытым и бритым. Ну что за сомнительный кайф сверкать перед душительницей бёдрами раненой задницей в потных трусах?! Смущение, особенно такое острое, было Тоби несвойственно, он совсем не умел это терпеть и мучился, наверное, даже сильнее, чем от физической боли. В голове его бродили даже не мысли, а этакие дикие настроения - например, цапнуть "Дани" за голую лодыжку, завыть и удрать на кладбище. "Во-во, эскулапий - мальчиков сюда и держите меня семеро. А то правда удеру, как последний вурдалак."
*****
- Вселяет оптимизм, что до сих пор не бывало, - Даниель машинально начинает очищать кожу вокруг раны, четкими выверенными движениями: его руки сейчас действуют словно сами по себе, Даниель старается сосредоточиться на привычных действиях, привычных вопросах, старается не думать. - Общий наркоз когда-нибудь был?
Ты должен был истечь кровью, приятель. Да у тебя артерия разорвана, все, привет семье!
- Жан, белье.
- Не будь таким нетерпеливым, спроси хоть в самом деле, как парня зовут!
По второму кругу шутка уже не кажется смешной, но Даниель все же улыбается. Ножницы вжикают, и он тянется за очередным тампоном.
Черт, парень, где жгут? Петля, повязка, хоть что-то? Как ты это сделал?
- Дани, нас ждут во второй, - Жанин наконец-то удается избавить парня от ошметков одежды. Даниель кивает. Набежавшие "мальчики" споро перекидывают пациента на каталку, и они выезжают в операционную. По дороге к лифтам Даниель улыбается парню, пошагово объясняет, что собирается с ним делать. Операция под общим наркозом плюс пациент с невыясненной переносимостью - Даниель искренне рад видеть в операционной Джули, лучшего анестезиолога больницы. Перед тем, как сдать ей парня, Даниель слегка сжимает его плечо:
- Не боись, будешь как новенький. Лишнего не пришью.
*****
- Да откуда у меня быть общему наркозу? - Тоби моргнул... и уронился мордой в кушетку, поплотнее, хотя и так спрятатать запылавшие уши не получилось. Хладнокровным вжиком чего-то режущего Жан, душительница бёдрами, решила проблему потных трусов - и непонятно было, что ж хуже: этот острый вжик в самом тылу или красоваться теперь голым задом перед незнакомыми людьми! Дани, док-дюймовочка, чего-то копошился с тобиной ляжкой, наверное и не безболезненно, но Тоби почти не чувствовал, у его способа останавливать кровотечение была своя обратка.
- Тоби, блин... - страдальчески зарычал он в наждачную шкуру, которой была застелена кушетка, - Тоби Трасмиера, только завязывай юморить над моей жопой, а, Жан!..
В следующие секунды Тоби зарёкся когда-либо в жизни обращаться в больницу.
Мало было оставить его без штанов с помощью хирургического инструментария - набежали те самые "мальчики", снарядили пострадавшего в добрый путь... и выкатили, сволочи, с ветерком! Тоби искоса поглядел на каждого. Неее, хлипковаты, чтоб удержать его от воя, кусания за лодыжки и вурдалачьего побега на кладбище. Надежда была только на собственную волю.
Которая как-то подвяла от словесного пролога к грядущему.
У доктора был приятный голос, таким бы нежности щебетать в разгромленной койке в четыре часа утра - но дался же им этот сраный общий наркоз!
- Эскулапий! - взмолился Тоби, отлепив лицо от каталки, - Не вырубай меня! Ты не представляешь, как кровища хлынет, если я отключусь.
*****
Даниель давится этим своим "лишнего не пришью".
И что теперь? Я так и знал, молодец, пирожок мне с полки?..
Сказать по правде, Даниель растерян. Но спешит успокоить Тоби, Тоби Трансмиеру, очередного волшебного чудо-мальчика, свалившегося ему на голову:
- Еще как знаю, уж поверь.
И что мне теперь с тобой делать, а?
Решать нужно быстро, и Джули удивленно вскидывает бровь, когда он просит ее дать местную анестезию. Даниель наклоняется к Тоби, радостно улыбается. Он говорит негромко, такой заговорщицкий полушепот:
- Ну что, теперь твоя душенька довольна? Пойду подготовлюсь к нашему свиданию, не скучай тут.
Намыливая руки, Даниель считает про себя от одного до ста в обратном порядке. Он не понимает, чем так засрал себе карму, что его жизнь превратилась в долбанные "Икс-файлз". Или "Люди-Икс". Приходи к нам, Малдер, у нас тут зеленые человечки... Мутанты атакуют, кто спасет мир?.. Нет, он точно обидел маленького пушистого зверька в прошлой жизни. Даниель смывает мыльную пену, привычно вскидывает руки. Уже толкая спиной двери в операционную, ухмыляется своему отражению: неожиданно вспоминается первый курс, Хэллоуин, о, он был неотразим в образе Даны Скалли! Возможно, именно из-за не вовремя нахлынувших воспоминаний его голос звучит излишне жизнерадостно:
- Ну что, погнали?
Когда не нужно болеть головой о кровотечении, работать - одно удовольствие. Даниель делает окаймляющий разрез и приступает к иссечению поврежденной ткани. Ассистирует Херли, тупая корова: не глядя подает инструменты, ей даже в голову не приходит, что происходит что-то необычное. Зато приходит Джули, напряженно застывшей в изголовье, и Даниель качает головой в ответ на ее поднятые брови. А что он может ей сказать? Правду? Нет уж, пусть лучше считает Даниеля магом и волшебником. Зато Даниель говорит с Тоби, подробнейшим образом комментируя каждое свое действие. Жаль, он не может видеть сейчас лица Трансмиеры, не может оценить, каково ему делать то, что он делает, что бы он там не делал - в конце концов, если тот облажается, расхлебывать ему, Даниелю. Но Трансмиера справляется. Уже накладывая первичный шов, Даниель наконец понимает: а ведь он просто завидует. Взять такого вот Тоби, приплюсовать Эрика - и он, Даниель Лунд, доктор медицины, становится просто не нужен. Барби и Блонди спасают мир, но Даниель как-то уже привык сам быть волшебным чудо-мальчиком.
*****
- Это что, на свидание похоже, по-твоему? Тебя кто-то обманул, эскулапий! - хохотнул Тоби вдогонку удаляющимся шагам клёвых тапок.
Без лечителя было... ну не то чтоб скучно... Но из всего здешнего бомонда один док-дюймовочка заговаривал зубы старинному трасмиеровскому недоверию к медицинским приспособлениям, инструментам и снадобьям. Боковым зрением Тоби приметил, как в тыл к нему, за целую инсталляцию ширмочек и занавесочек санитарного цвета, пошла решительная дама с любимым шприцем из иезуитской коллекции, - и не улежал бы на месте, кабы не утрамбовали физиономией в круглую фиговину, навроде мягкого унитазного круга детского диаметра. Впрочем, ощущалось всё, что затеяла дамочка в тылу, слабо и странно - будто вместо живой ноги она совала шприц в пенопласт или сырую картофелину, так что Тоби к возвращению своего кокетливого доктора совершенно растерял трепет насчёт этих самых... иссекателей плоти.
- ...Валяй, шумахер, - откликнулся он знакомому голосу.
И погнали.
Хотя особого драйва для объекта... э... гонения? гонева? гонки? - не предполагалось. Тоби не понимал половины того, что говорил лечитель, и в конце концов перестал вслушиваться в слова, сосредоточился на шуме собственной крови, за которым фоном шёл приятный, чуть ли не ласковый голос "Дани". Даже бросил отслеживать, сколько это длится, погрузившись в подобие чуткой дремоты, и очнулся только раз, когда то ли с чьего-то слова, то ли по обстановке прошарил, что всё - можно отпускать.
- Славно обработал, эскулапий... - сонно муркнул Тоби перед тем, как вырубился. "Тебе что-нибудь объяснить?" - спросил он ещё, но не понял, наяву или во сне.
...Ох уж это казённое постельное бельё...
Тоби любил чувствовать кожей свежие простыни, но свежие простыни одно дело... Совсем другое - проснуться от ощущения, что завёрнут в бумагу. Наждачную. Именно по этому ощущению спорной приятности он и понял, где находится. Электрические лампы лили равнодушный медицинский свет, и под рукой не было ни часов, ни мобильного. "Ну и сколько я дрых? Вечер? Ночь? Твою мать..." Даже думать не хотелось, что творится в "Реквиеме", если Тоби запропал хотя бы до конца рабочего дня. Короче, отсюда надо было выбираться. Что-то роняя, чем-то гремя и что-то нечаянно таща за собой, Тоби выбрался из наждачной койки и поковылял в пустой ("Блин, да неужели и правда так поздно?") коридор.
Как в какой-нибудь игрушке про зомби-апокалипсис, ему не попадалось ни души - ни сестриц, ни врачей, ни пациентов. Он добрался, волоча ногу, до лифтов и двери на лестницу и уж совсем взялся за холодную хромированную ручку двери, когда заслонки лифта разъехались - и на этаж выперся тот самый паренёк, что предлагал ему сесть утром около регистратуры!
- Телефон с собой, приятель? - взял коня за рога Тоби.
Паренёк икнул и сделал движение обратно к лифту, но дверки схлопнулись вместе прямо перед его носом. Настороженно поглядывая то на собственный рюкзак, то на Трасмиеру, самаритянин закопошился в поисках телефона. Тоби надеялся, что телефона, а не газового баллончика. Он стоял перед невольным компаньоном в больничной фиговине, средней между халатом, распашонкой и фартуком, зато в стильный меленький рисуночек, переминался с больной ноги на здоровую и терпеливо ждал.
Парень, наконец, вытащил телефон - не из рюкзака, где искал, а из кармана джинсов. Номер Йорна Тоби знал наизусть.
- ...Ты олень, Трасмиера!!1 - взвыл Йорн, едва разобрался, кто звонит. - Ты где прое#ался?!1 Тут каждый божий день люди без вести пропадают!!1
- Да что мне сделается, Йорн... - благодушно усмехнулся Тоби. - Привези мне штаны - и ори сколько хочешь. Можешь даже в морду мне дать, если до дому прокатишь. Понятия не имею, где ключи от моей машины...
- Тебя что, ограбили?! - офигел Йорн, - Трахнули?!
- Да ну ты брось, - успокоил Тоби. - Дуй за мной в Святую Елену, я тебе прямо тут всё и расскажу. Отбой, булочка, а то телефон чужой.
Йорн ещё что-то ворчал, но Тоби уже ткнул пальцем в красную пиктограмму завершения вызова.
*****
Вызов к зав отделением под конец рабочего дня - достойное завершение Дня Идиота. Только вот в роли идиота на сей раз он, Даниель: в голову сразу лезет, что мать каким-то боком прознала про их с Блонди развлечения, а та всего лишь решает в очередной раз ненавязчиво напомнить
про пятничный ужин с последним, вроде как окончательно утвержденным, продержавшимся уже аж целых четыре месяца Мужчиной Всей Ее Жизни. От облегчения Даниель никак не может сообразить, как отвертеться, и лишь беспомощно улыбается. Фрау Метцель улыбается в обратку: не отвертишься, родной. Выходя из материнского кабинета, Даниель без труда делает приличествующее случаю сложносочиненное лицо.
В шестой смотровой, где он проколбасился все утро и большую часть дня, теперь - никого, и Даниель без зазрения совести пользуется возможностью устроить себе небольшую передышку. Как же его все заебало... Он вытягивается на кушетке, благо рост позволяет, закидывает руки за голову. Весь день он старательно гнал от себя мысли о Тоби Трасмиере, чудо-мальчике, одной силою мысли останавливающем артериальное кровотечение, но сейчас не думать уже не получается. Хотя всех мыслей-то: какого х*я? Что тут происходит? Так не бывает! Я схожу с ума?.. Даже не отдавая себе отчета, что делает, Даниель начинает тереть висок: по всем законам жанра, сейчас снова должна разболеться голова. Чтоб совсем весело стало. Надо все-таки сгонять Уоллеса в тошниловку, за день Даниелю обломился лишь глоток кофе из автомата в холле приемного. Черного, потому как сливки в автомате как всегда закончились.
Кстати об Уоллесе... С кушетки взгляд Даниеля цепляет валяющиеся в углу за штативом ключи - кто ж так убирает? Блонди, Блонди, халтурщик... Даниель улыбается. Ему приходится встать чуть ли не раком, чтоб дотянуться до ключей, но он рад возможности переключиться на возню с ними. Даниель не готов признаться себе, что у него есть еще один, не имеющий никакого отношения к медицине повод не думать о, как там Жан выразилась - высоком блондине? Вот именно, что высоком. Барби, ага... Даниель ухмыляется, вертит на пальце ключи, похоже, от машины - интересно, кто посеял? Ладно, кто бы ни был, Даниель надеется, у него хватит мозгов спросить в регистратуре.
Но когда Даниель видит, кто маячит перед регистратурой - вот уж точно, как клизма на витрине, теперь Даниель четко понимает образность сравнения - его брови сами собой ползут вверх. Похоже, не думать о Тоби Трасмиере у него не получится. И что тут у нас, побег из курятника? Да как он вообще встал-то?!
...Та-ак, а цыпленочек его, похоже, не заметил... Даниель улыбается, осторожно подкрадывается к Трасмиере, легонько стучит по плечу сзади - костяшками пальцев, указательного и среднего, потому что в кулаке по прежнему так и не сданные в регистратуру ключи - и буквально выпевает, голосом ласковым-ласковым:
- И что это мы тут делаем, а?
*****
- ...Кого-то ищете? - с этаким пастеризованным участием поинтересовалась девушка за стойкой регистратуры, вылезшая оттуда, чесслово, как кобра из кувшина.
- Вас, уважаемая! - воскликнул Тоби, круто развернув от неё уязвимый, без малого голый тыл, и стал наступать с пацифистичной, изгоняющей дьявола и змей улыбкой. - Что можете вы поведать о судьбе риз моих и покровов, адамантовая поросль человечества?
- А... - коброчка попятилась от барьера, - вы уверены, что вам можно вставать? Что сказал ваш доктор?
- Он отпустил меня, - соврал Тоби. - Клянусь, дверь моих покоев не была опечатана. Штаны мои где, уважаемая?
Коброчка с ответом не спешила, лицо её стало как-то сложно менять выражения - Тоби не разбирался, но самим зрелищем увлёкся. Как вдруг...
- И что это мы тут делаем, а?
Нет, не годилось так легкомысленно оставлять без всякого надзора тыл.
Тоби не смутился - чего, в самом деле, лечитель не видал у него сзаду? - но испытал кратковременный порыв перепрыгнуть стойку и затаиться.
- Перед тобой жопой сверкаем, эскулапий, - хрипло и приглушённо с перепугу, но всё-таки без дрожи отозвался он на вопрос. - Нравится или зря выёживаюсь? Обмозгуй ответ, не разбивай мне сердце! - В довесок Тоби развернулся между стойкой и лечителем, перехватил сжатую в острый кулак руку и пылко тиснул моль больничную спиной о ребро квадратного регистратурного прилавка.
- Ты чем занят, мать твою! - раздался над сценой голос Йорна, завышенный и с интонацией плевка.
Тоби хмыкнул, глаза его хищно сузились, отчего добродушная физия-лопата приобрела выражение нехарактерное и неприятное - он заметил в докторском кулаке, который так и держал выше докторского же уха, проблеск ключей, и узнал свою потерю по брелоку.
- Мне позже заехать? - ехидно бросил Йорн.
Прямо сейчас оказаться между двух огней Тоби не улыбалось. К тому ж не было известно, как поведёт себя коброчка. Тоби, находчивый малый, сделал многозначительное движение спиной и поднажал на лечителя. Будь у Трасмиера больше времени и буфера третьего размера, он выманил бы не только свои ключи, но и туфли с шубой... однако ж буферов не было. "Хотя в чём принципиальная разница?" Тоби вдохнул поглубже, носом, и засосал эскулапия по самые гланды. Недостаток воздуха в помощь - защищающие ключ пальцы он без бла распрямил, пропустив между них свои. Мгновение, другое ключи грелись между ладоней.
- ...Лови штаны, балбес! - крикнул Йорн.
Тоби отвалился от лечителя с тяжким китовым вздохом, развернулся и хапнул летящие джинсы прямо перед своим лицом, неряшливо комкая.
- Поймал. Ходу!
Бравые могильщики перемигнулись и скрылись: один - хлопая, как крыльями, полами больничной распашонки, другой- подозрительно икая и всхлипывая на ходу, и поднятый ветер замёл их широкие следы...
*****
А что, просто ключи отдать слабо было попросить?..
Даниель беспомощно хлопает глазами вслед Трасмиере - да как он ходит-то, не должен он ходить... - и еще какому-то парню, резво выскакивающим на больничную парковку. Переводит глаза на Мари-Лу: отлично, Мари-Лу в регистратуре - значит, максимум через час случившееся просклоняют по всем больничным закоулкам. Даниель улыбается, по привычке уже, мол, все отлично, так и задумано, но улыбка выходит откровенно жалкой. Да пошло оно все!.. Даниель молча разворачивается и шагает прочь - прочь от жадного любопытства в глазах Мари-Лу. Да пошло оно... Непонятно с чего, но ощущение такое, словно оплеванный. Может, с того, что всего пару минут назад при всем честном народе целовался с пациентом? И аж глаза закрыл, идиот... И ведь виноватить некого, только себя: сам балаган развел, Трасмиера лишь, скажем так, несколько развил тему. Только так то - зачем вот так?.. Свернув за угол, прочь с глаз Мари-Лу, Даниель позволяет себе запрокинуть голову, проморгаться на бездушный галоген ламп. Ладно, зато чудесные способности Тоби Трансмиеры - теперь не его забота. Мутанты атакуют? И дальше что? Пускай себе атакуют, ему, Даниелю, работать надо, по старинке, скальпелем - уж извините, как умеет. Тем более, Фишер в очередной раз уломал его подмениться на ночь. А что до случившегося... Что ж, как говорится: обосрали - обтекай, не умеешь - впитывай. А что ему, в конце концов, еще что-то остается?
*****